Для каждого из участников и очевидцев Великой Отечественной войны она началась по-своему. Вот что рассказывал корреспонденту «Полиции России» Ростислав Струтинский, впоследствии воевавший в партизанском отряде «Победители».

Командовал отрядом Герой Советского Союза полковник Дмитрий Медведев. Он входил в группу советского разведчика Николая Кузнецова.

«До начала Великой Отечественной войны я работал водителем на «полуторке» в городе Луцке. 21 июня 1941 года вернулся из рейса и возился с машиной возле дома, где жил на квартире. Здесь меня нашёл сын двоюродной сестры моей мамы, тихо сказал, что завтра начнётся война, и сунул мне в руку записку от тётки. Развернул я клочок бумаги, а там написано, какие улицы будут бомбить в Луцке. Кстати, на одной из них проживали многие руководители города и области.

Мамина сестра дружила с соседкой-немкой. Её сын, исчезнувший на несколько месяцев, накануне тайком появился дома, рассказал родным, что всё это время фашисты готовили его на авиационного наводчика в Польше и сейчас забросили на родину. Он предупредил, что 22 июня Луцк станут бомбить, а его задача – наводить самолёты на цели.

Немка попросила соседку, чтобы об этом рассказали мне, так как я был знаком с начальником городского отдела НКВД – дружил с его дочерью. Побежал к нему домой.

К сожалению, с самим начальником пообщаться не удалось – он даже не вышел ко мне. Его жена, переговорив с мужем, передала, что таких, как я, расстреливают, но для меня её супруг сделает исключение. Надо сказать, что в то время руководство НКВД СССР требовало от своих сотрудников пресекать панические настроения и слухи вплоть до самых жёстких мер.

Вернувшись домой, я на машине отправился к маминой сестре на окраину города. Здесь вовсю готовились спасаться: у себя на огороде мои родственники сделали схрон длиной четыре-пять метров, как крытый грузовик, сверху засыпанный землёй, а поверх – трава. Когда его выкопали, даже не знаю. Заглянул внутрь, а там полно народу. Надо же: простые люди поверили, а начальник НКВД – нет…

Всю ночь мы просидели в убежище. С рассветом начали выглядывать наружу. Вскоре в небе увидели два немецких самолёта с крестами. Навстречу им показался наш, со звёздами. Дав несколько очередей, советский лётчик развернулся обратно. Немцы также ещё недолго покружили и отправились к своим. Наверняка это были разведчики.

Вскоре показался строй бомбардировщиков. Несколько последних отделились, снизились и начали утюжить Луцк с окрестностями. Позже выяснится, что самолёты нанесли удар именно по тем улицам, о которых предупреждала моя тётка.

Когда разрывы прекратились, мы вышли наружу. Смотрю, возле одного из домов народ собрался, на земле мужчина лежит – ему выше колена ногу перебило. Его погрузили в кузов моей машины, и мы помчались в больницу. А там уже людей полным-полно – носят раненых.

В последующие двое суток город бомбили ещё несколько раз.

В один из дней встретил жену начальника городского отдела НКВД. Она сказала, что муж ждёт меня на следующее утро с машиной на железнодорожной станции.

А на рассвете того дня я увидел фашистов. Они спешно возводили новый мост через речку Стыр рядом со старым, который был разрушен во время авиаудара. Со всех ног бросился домой к машине. Только во двор забежал, а тут немецкие мотоциклисты возле ворот останавливаются и знаками просят покурить.

Признаться, сердце в пятки ушло. Вспомнил про несколько пачек хороших папирос, которые возил с собой. Раздал. Затем подхожу к их начальнику и, насколько получилось, объясняю, что мне надо ехать. Либо немцам табак понравился, либо просто повезло, но они меня отпустили. Более того, их старший достал из кармана бумагу, похожую на афишу, с немецким орлом, и сказал, чтобы я на стекло изнутри приклеил. Дескать, тогда никто не остановит – ведь в городе уже везде немцы.

До вокзала добрался без приключений. А там всё партийное и советское руководство Луцка. Поезда не ходят, люди не представляют, что им делать. Многих знал в лицо, но никогда не общался – мне, шофёру, не по чину. А тут вижу – спасать их надо, фашисты в любой момент появятся. Предложил загрузиться в крытый брезентом кузов и повёз на станцию Кривец, километрах в 14 от Луцка.

Пока кружили по городу, постоянно встречали немцев. Однако машину с «пропуском» на стекле они не останавливали. Выскочили на шоссе. Вскоре показались позиции наших: с одной стороны дороги – пехота, с другой – артиллеристы. От греха подальше снял плакат с орлом.

Остановились у пункта проверки. Вышел капитан, спрашивает: кто, откуда. Говорю: привёз партийное начальство из Луцка. А он чуть ли не матом: мол, разворачивай и вези всех обратно, пусть свой город обороняют. Я ему в ответ: «Так там же немцы!» Офицер будто и не слышит: «Вези обратно, а не то всех сами расстреляем».

Делать нечего, поехали. Чтобы не играть с судьбой, решил своих пассажиров в Луцк не везти. Знал укромное местечко недалеко от города на берегу реки, где с ребятами часто купались. Завернул туда. Остановился, открыл кузов. Внутри все ни живые, ни мёртвые. Предложил им выходить и уже спасаться, кто как может.

Чтобы не привлекать внимания, машину оставил, тем более, что и бензин уже почти закончился. На квартиру в город вернулся пешком. Через день-другой ко мне зашёл сосед и посоветовал записаться в украинский комитет – организацию, полностью контролируемую оккупантами, которую создали местные националисты. Дескать, если имеешь соответствующую справку, то немцы не тронут. Ведь они начали выяснять, кто из местного населения сотрудничал с советской властью.

Хотя в нашей семье все были беспартийные, но мы никогда не скрывали, что поддерживаем Советский Союз. Поэтому мог донести кто угодно. Так что совет оказался не лишним. Словом, получил нужную бумагу и – ходу из Луцка в деревню, где жили родители, сестра и братья.

По дороге в каком-то хуторе столкнулся с немецким патрулём. Вот документ и пригодился. Патрульные узнали, что состою в комитете, и тут же отпустили.

Когда добрался к родным, оказалось, что они уже вовсю готовятся сопротивляться фашистам. Братья и ещё несколько ребят собирали оружие и боеприпасы, которых валялось много по окрестностям после боёв. Возле одного из сёл оказалось несколько подбитых советских танков. Ночью отправились к ним, хотели снять пулемёт. Только начали раскручивать, тут на соседней дороге показалось несколько легковых машин с фашистами. К счастью, они нас не заметили, и пулемёт мы добыли.

Но то, что порой не видели немцы, не ускользало от глаз односельчан. О наших приготовлениях донесли в гестапо. В начале июля к нам в дом пришли староста и несколько полицаев. Арестовали меня и брата Николая (в будущем водитель в группе разведчика Николая Кузнецова, когда он действовал под видом немецкого офицера). Конечно, на улице народ собрался, а староста и говорит: «Таких публично будем всех казнить – и малых, и больших, и старых, и тех, кто с ними дружит».

Нас с братом отвезли в райцентр и закрыли на замок в какой-то комнатушке с решёткой на окне. В соседнем здании расположились полицаи, набранные на службу из местных. К счастью, нас не охраняли. Судя по пьяным крикам, которые раздавались всю ночь, помощники немцев в полном составе что-то праздновали в своём штабе.

Пытаться выбить дверь было бесполезно: она довольно крепкая, да ещё засов снаружи. Оставалось окно. В комнате стояли наспех сбитые нары. Мы оторвали доску и попытались хоть чуть-чуть раздвинуть прутья решётки. Скрипа много, а толку никакого. Хорошо, что наши тюремщики пьянствовали и ничего не слышали.

Попросил Колю подсадить меня к решётке. Голову, руку просунул – и застрял. Ни туда, ни обратно – зажало. Сказал об этом брату, а он: «Немцы увидят – пополам тебя разрежут. Лезь!»

Не знаю, как удалось сжаться, но выбрался наружу. Открыл засов, выпустил Николая и – прямиком в лес. Там в муравейнике у нас был припрятан небольшой арсенал: винтовка с обрезанным стволом да запаянный цинковый ящик с патронами. Забрали их, потом пробрались к родным и вместе ушли партизанить. Конечно, наш побег не остался незамеченным, буквально на следующее утро полицаи начали поиски.

Первое время многочисленные родственники иногда пускали нас к себе пожить. Обычно прятались в подсобных постройках или на чердаках. Так было и в середине июля. Папа сидел у открытого окна чердака и заметил, как со стороны леса показались несколько вооружённых человек в форме красноармейцев. Отец в одном узнал местного полицая, а в другом – заместителя полицейского коменданта. Наверняка, так им было легче ловить советских солдат, которые ещё скрывались в лесах, и вычислять сочувствовавших советской власти среди местного населения. Мы приготовили оружие и наблюдали за действиями «гостей».

Хозяев нашего дома не было на месте, возле крыльца сидел только их сын лет двенадцати. Слышим, заместитель коменданта попросил пустить его в дом попить воды. Подросток оказался не из робких и спокойно пояснил, что родители ушли и закрыли двери, а попить можно из ведра, закреплённого к колодцу.

Тогда «красноармеец» оттолкнул мальчишку и чем-то тяжёлым сбил замок. Потом зашёл в сени и сразу полез по лестнице на чердак. Сквозь щель мы видели, как внизу ходит ещё один. Едва показалась голова полицая, отец нажал на спусковой крючок винтовки. Через щель я выстрелил в того, который топтался внизу. Остальные, услышав выстрелы, убежали.

После такого отсиживаться в деревнях нам было уже опасно. Мы построили в лесу землянку и стали налаживать партизанский быт…»

Записал Игорь Бысенков