При работе по преступным группам «гастролёров» важны были вопросы взаимодействия между региональными подразделениями
У каждого ветерана МВД самые памятные события обычно связаны с годами молодости. В свое время мы мало их ценили. Теперь нам кажется: поступи по-другому в той или иной ситуации, всё могло бы сложиться лучше, правильнее.
На самом же деле мы проживаем свою, невыдуманную, жизнь, и если бы поступили иначе, то это был бы совсем другой сюжет. Так что жалеть не о чем. Именно так считает и председатель Совета ветеранов Центрального музея МВД России Николай Николаевич Докин, начинавший свой служебный путь в легендарном МУРе. Он не жалеет о прожитом и пережитом и с удовольствием вспоминает о первых шагах в своей непростой профессии.
«Учеба в Московской средней школе милиции дала мне импульс к милицейской карьере, – рассказывает Докин, – а знания, полученные там, и практика в МУРе позволили выбрать будущую милицейскую профессию. Мои учителя по оперативно-разыскной деятельности и криминалистике заразили меня романтикой сыскного дела. Мне хотелось быстрее окунуться в расследования и вести борьбу с уголовным элементом Москвы.
После окончания милицейской школы я уже настроился работать в Красногвардейском РУВД столицы. В сентябре 1978 года мы, выпускники школы, толпились в управлении кадров на Петровке, 38 и ждали своего назначения. Из кабинета, где вёлся прием, вышел невысокий моложавый мужчина, держа в руках два личных дела:
– Докин и Скребнев, – громко произнес он. – Подойдите ко мне.
Мы подошли, и он представился:
– Я сотрудник отдела кадров МУРа Караблин. С сегодняшнего дня вы зачислены в штат МУРа. Но прежде, чем приступить к работе, пройдемте в наш музей.
Мы поднялись на пятый этаж, и в музее, переходя от стенда к стенду, Михаил Григорьевич стал знакомить нас с известными уголовными делами, успешно раскрытыми сыщиками МУРа. Он рассказывал о ветеранах уголовного розыска, их традициях. Мы слушали, спрашивали, интересовались и как бы сами становились живыми участниками разных лет жизни Московского уголовного розыска.
Отец Караблина всю жизнь работал водителем в МУРе, и Михаил Григорьевич из его рассказов вживую знал все, что отражено в музее. Он вспоминал, как отец вместе с муровцами ездил на задержания на трофейном автобусе (как в фильме «Место встречи изменить нельзя»). И, говоря о событиях того времени, о работе отца и сотрудников управления, он вдруг задел в моей душе какие-то затаенные, глубинные струны. Возникло чувство сопричастности к работе людей, чью профессию мне предстояло перенять, и это новое ощущение наполнило меня чувством гордости.
Меня назначили в 5-й отдел МУРа. Там занимались раскрытием преступлений, связанных с иностранными гражданами и предметами антиквариата. Начальником отдела был Вячеслав Николаевич Поставнин, интеллигент, хороший администратор. Он в основном занимался организационными вопросами».
Первые годы работы в МУРе
«Поначалу в отделе я выполнял штабную работу: рассматривал заявления граждан, вел картотеку подучетного элемента, готовил планы и справки о проделанной работе отдела. Около двух лет моим учителем был заместитель начальника отдела Алексей Михайлович Сухарев. Все начинания, все разработки в отделе были под его постоянным вниманием. Сыщик высокого полета, он воспитал большую плеяду профессионалов, таких как Коля Куценко, Костя Совинков, Серёжа Шустов, Ваня Бирюков и другие. Скромница, трудяга, человек, обладающий удивительным чутьем, способный провести сотрудников своего отдела при раскрытии преступлений через любые психологические и юридические барьеры. Это не каждому дано.
Мы с Алексеем Михайловичем располагались в одном кабинете, и он по-товарищески подсказывал мне различные нюансы. У нас с Сухаревым была договоренность, что днем занимаемся своими делами – я штабной работой, а он руководит отделом. Но после 18.00 мы шли в наш изолятор временного содержания (ИВС) и занимались отработкой задержанных. Алексей Михайлович учил меня методам допроса – умению находить контакт с преступником, видеть в людях положительные качества – и установлению доверительных отношений при работе с оперативной информацией. Этим искусством мой учитель владел в совершенстве. Работали мы порой до полуночи, а иногда и прихватывали субботу и воскресенье.
Задержанные, проходившие через ИВС, были разные – от матерых преступников до неудачников, которые шли на преступление необдуманно или по злому року. Вот, например, квартирный вор Володя, по кличке Барон. Отсидел он на то время около пятнадцати лет и свое прозвище получил благодаря тому, что постоянно был при деньгах. На свободе обычно находился полгода, год, а потом снова на зону. Были моменты в жизни Володи, когда после очередного задержания оперативникам требовалось проводить с ним выезд на место преступления. Но иногда в отделении не находилось свободного автотранспорта, и тогда Барон, как благородный вор, брал на свои деньги такси. Он был корректен при совершении преступлений. Когда взламывал квартиру, всегда оценивал, кто в ней живет. Если хозяйкой оказывалась пожилая бедная старушка, то ничего не трогал. Всегда оставлял хозяйке деньги на починку двери. При личном обыске у Барона, как правило, не обнаруживали ни денег, ни ценных вещей. Но у него всегда в нужное время оказывались и купюры, и золото. Я допытывался, как это получалось. И однажды, в порыве откровения, он признался, что заглатывает золотые вещи, а после отмывает их и использует по назначению. Вот почему личные обыски не давали результата.
При работе по преступным группам «гастролеров» важны были вопросы взаимодействия между региональными подразделениями. Это ярко проявилось по делам, связанным с хищением предметов старины и изобразительного искусства. В 1978-1983 годах такую роль классически выполнял ГУУР (Главное управление уголовного розыска) МВД СССР. Большая заслуга в этом принадлежала начальнику отдела Дмитрию Николаевичу Медведеву. Он хорошо организовал работу подразделений областей по раскрытию таких преступлений и координировал их действия. Как-то Медведев пришел к Сухареву и просто сказал:
– Знаешь, Леша, плохо у нас взаимодействуют между собой регионы. Большая вина, конечно, сотрудников моего отдела. Малоопытны они. Давай я буду откомандировывать к тебе в отдел по одному сотруднику в неделю. Ты их поднатаскай, пусть поближе сойдутся с твоими сыщиками. Может, будет толк.
Каждую неделю у нас в отделе работал кто-то от Медведева. Сотрудники МВД, устанавливая личный контакт с нами, получали практический опыт. Это в дальнейшем помогало в нашей работе по ворам-«гастролерам». У нас установились дружеские отношения и товарищеская взаимопомощь между сотрудниками МВД и Управлением уголовного розыска Московской области. Володя Тотыричев, начальник отделения области по антиквариату, почти ежедневно бывал у нас. Порой многие дела мы решали совместно и очень успешно».
Работа в антикварном отделении
«В середине 60-х годов прошлого столетия страны Западной Европы охватил сильный экономический кризис.
Население пыталось сохранить имевшиеся у него денежные средства и вкладывало их в недвижимость, антиквариат. Этот спрос породил целый бум на предметы старины и изобразительного искусства. В СССР участились кражи из музеев и частных коллекций. Появилось большое количество антикварных магазинов, а также скупщиков и перекупщиков, которые создали целую индустрию преступного бизнеса в мире антиквариата.
Задушить новую для нас специализированную преступность оказалось невозможным по двум основным причинам: мы не были подготовлены к эффективной борьбе с ней в правовом, организационном и тактическом отношении; совершение некоторых видов преступлений не составляло большого труда, а нажива во всех случаях была значительной.
В 1981 году меня перевели в новое отделение, которое занималось преступлениями, связанными с предметами старины и изобразительного искусства. Так я начал работать в антикварном отделении, созданном из антикварной группы, которая существовала с 1976 года. Многие характерные преступления, раскрытые этой группой, проходили через меня, как начальника штаба отдела. Но особенности этого направления я начал понимать, когда напрямую окунулся в саму работу. Не хватало знаний. Пришлось сесть за книги, ходить в музеи, библиотеки, изучать предметы антиквариата. Во многом мне помогали оперативные источники, которые снабжали литературой, консультировали, давали практические рекомендации. Так я научился описывать предметы антиквариата, определять их возраст, стоимость и историческую ценность. Одновременно нужно было понять, как уходят предметы антиквариата за границу, по каким каналам. И кто заказывает кражи.
Москва была городом, куда стекался краденый антиквариат, но перекрыть все места сбыта было невозможно. Картотеки похищенного не были эффективны, и разобраться в массе икон, поступавших в Москву, было сложно. Помогало то, что иконы, находившиеся в церквях, стали метить специальным карандашом, надпись которого светилась в ультрафиолетовом свете. Однако хороший реставратор икон всегда осматривал их под ультрафиолетовой лампой, чтобы разглядеть поздние дорисовки сюжета. И, конечно, он видел наши пометки, которые убирал растворителем.
Хорошо еще, что в воровском мире было принято предупреждать, что вещь ворованная, и снижать на нее цены. Если источник информации был авторитетным, то он «сливал» её сотруднику милиции. Это помогало в работе при задержании и отработке версий подозреваемых.
Для получения оперативных источников, перекрывавших места сбыта, в 1980-1982 годах мы начали проводить разовые операции в местах продажи антиквариата».
На самом же деле мы проживаем свою, невыдуманную, жизнь, и если бы поступили иначе, то это был бы совсем другой сюжет. Так что жалеть не о чем. Именно так считает и председатель Совета ветеранов Центрального музея МВД России Николай Николаевич Докин, начинавший свой служебный путь в легендарном МУРе. Он не жалеет о прожитом и пережитом и с удовольствием вспоминает о первых шагах в своей непростой профессии.
«Учеба в Московской средней школе милиции дала мне импульс к милицейской карьере, – рассказывает Докин, – а знания, полученные там, и практика в МУРе позволили выбрать будущую милицейскую профессию. Мои учителя по оперативно-разыскной деятельности и криминалистике заразили меня романтикой сыскного дела. Мне хотелось быстрее окунуться в расследования и вести борьбу с уголовным элементом Москвы.
После окончания милицейской школы я уже настроился работать в Красногвардейском РУВД столицы. В сентябре 1978 года мы, выпускники школы, толпились в управлении кадров на Петровке, 38 и ждали своего назначения. Из кабинета, где вёлся прием, вышел невысокий моложавый мужчина, держа в руках два личных дела:
– Докин и Скребнев, – громко произнес он. – Подойдите ко мне.
Мы подошли, и он представился:
– Я сотрудник отдела кадров МУРа Караблин. С сегодняшнего дня вы зачислены в штат МУРа. Но прежде, чем приступить к работе, пройдемте в наш музей.
Мы поднялись на пятый этаж, и в музее, переходя от стенда к стенду, Михаил Григорьевич стал знакомить нас с известными уголовными делами, успешно раскрытыми сыщиками МУРа. Он рассказывал о ветеранах уголовного розыска, их традициях. Мы слушали, спрашивали, интересовались и как бы сами становились живыми участниками разных лет жизни Московского уголовного розыска.
Отец Караблина всю жизнь работал водителем в МУРе, и Михаил Григорьевич из его рассказов вживую знал все, что отражено в музее. Он вспоминал, как отец вместе с муровцами ездил на задержания на трофейном автобусе (как в фильме «Место встречи изменить нельзя»). И, говоря о событиях того времени, о работе отца и сотрудников управления, он вдруг задел в моей душе какие-то затаенные, глубинные струны. Возникло чувство сопричастности к работе людей, чью профессию мне предстояло перенять, и это новое ощущение наполнило меня чувством гордости.
Меня назначили в 5-й отдел МУРа. Там занимались раскрытием преступлений, связанных с иностранными гражданами и предметами антиквариата. Начальником отдела был Вячеслав Николаевич Поставнин, интеллигент, хороший администратор. Он в основном занимался организационными вопросами».
Первые годы работы в МУРе
«Поначалу в отделе я выполнял штабную работу: рассматривал заявления граждан, вел картотеку подучетного элемента, готовил планы и справки о проделанной работе отдела. Около двух лет моим учителем был заместитель начальника отдела Алексей Михайлович Сухарев. Все начинания, все разработки в отделе были под его постоянным вниманием. Сыщик высокого полета, он воспитал большую плеяду профессионалов, таких как Коля Куценко, Костя Совинков, Серёжа Шустов, Ваня Бирюков и другие. Скромница, трудяга, человек, обладающий удивительным чутьем, способный провести сотрудников своего отдела при раскрытии преступлений через любые психологические и юридические барьеры. Это не каждому дано.
Мы с Алексеем Михайловичем располагались в одном кабинете, и он по-товарищески подсказывал мне различные нюансы. У нас с Сухаревым была договоренность, что днем занимаемся своими делами – я штабной работой, а он руководит отделом. Но после 18.00 мы шли в наш изолятор временного содержания (ИВС) и занимались отработкой задержанных. Алексей Михайлович учил меня методам допроса – умению находить контакт с преступником, видеть в людях положительные качества – и установлению доверительных отношений при работе с оперативной информацией. Этим искусством мой учитель владел в совершенстве. Работали мы порой до полуночи, а иногда и прихватывали субботу и воскресенье.
Задержанные, проходившие через ИВС, были разные – от матерых преступников до неудачников, которые шли на преступление необдуманно или по злому року. Вот, например, квартирный вор Володя, по кличке Барон. Отсидел он на то время около пятнадцати лет и свое прозвище получил благодаря тому, что постоянно был при деньгах. На свободе обычно находился полгода, год, а потом снова на зону. Были моменты в жизни Володи, когда после очередного задержания оперативникам требовалось проводить с ним выезд на место преступления. Но иногда в отделении не находилось свободного автотранспорта, и тогда Барон, как благородный вор, брал на свои деньги такси. Он был корректен при совершении преступлений. Когда взламывал квартиру, всегда оценивал, кто в ней живет. Если хозяйкой оказывалась пожилая бедная старушка, то ничего не трогал. Всегда оставлял хозяйке деньги на починку двери. При личном обыске у Барона, как правило, не обнаруживали ни денег, ни ценных вещей. Но у него всегда в нужное время оказывались и купюры, и золото. Я допытывался, как это получалось. И однажды, в порыве откровения, он признался, что заглатывает золотые вещи, а после отмывает их и использует по назначению. Вот почему личные обыски не давали результата.
При работе по преступным группам «гастролеров» важны были вопросы взаимодействия между региональными подразделениями. Это ярко проявилось по делам, связанным с хищением предметов старины и изобразительного искусства. В 1978-1983 годах такую роль классически выполнял ГУУР (Главное управление уголовного розыска) МВД СССР. Большая заслуга в этом принадлежала начальнику отдела Дмитрию Николаевичу Медведеву. Он хорошо организовал работу подразделений областей по раскрытию таких преступлений и координировал их действия. Как-то Медведев пришел к Сухареву и просто сказал:
– Знаешь, Леша, плохо у нас взаимодействуют между собой регионы. Большая вина, конечно, сотрудников моего отдела. Малоопытны они. Давай я буду откомандировывать к тебе в отдел по одному сотруднику в неделю. Ты их поднатаскай, пусть поближе сойдутся с твоими сыщиками. Может, будет толк.
Каждую неделю у нас в отделе работал кто-то от Медведева. Сотрудники МВД, устанавливая личный контакт с нами, получали практический опыт. Это в дальнейшем помогало в нашей работе по ворам-«гастролерам». У нас установились дружеские отношения и товарищеская взаимопомощь между сотрудниками МВД и Управлением уголовного розыска Московской области. Володя Тотыричев, начальник отделения области по антиквариату, почти ежедневно бывал у нас. Порой многие дела мы решали совместно и очень успешно».
Работа в антикварном отделении
«В середине 60-х годов прошлого столетия страны Западной Европы охватил сильный экономический кризис.
Население пыталось сохранить имевшиеся у него денежные средства и вкладывало их в недвижимость, антиквариат. Этот спрос породил целый бум на предметы старины и изобразительного искусства. В СССР участились кражи из музеев и частных коллекций. Появилось большое количество антикварных магазинов, а также скупщиков и перекупщиков, которые создали целую индустрию преступного бизнеса в мире антиквариата.
Задушить новую для нас специализированную преступность оказалось невозможным по двум основным причинам: мы не были подготовлены к эффективной борьбе с ней в правовом, организационном и тактическом отношении; совершение некоторых видов преступлений не составляло большого труда, а нажива во всех случаях была значительной.
В 1981 году меня перевели в новое отделение, которое занималось преступлениями, связанными с предметами старины и изобразительного искусства. Так я начал работать в антикварном отделении, созданном из антикварной группы, которая существовала с 1976 года. Многие характерные преступления, раскрытые этой группой, проходили через меня, как начальника штаба отдела. Но особенности этого направления я начал понимать, когда напрямую окунулся в саму работу. Не хватало знаний. Пришлось сесть за книги, ходить в музеи, библиотеки, изучать предметы антиквариата. Во многом мне помогали оперативные источники, которые снабжали литературой, консультировали, давали практические рекомендации. Так я научился описывать предметы антиквариата, определять их возраст, стоимость и историческую ценность. Одновременно нужно было понять, как уходят предметы антиквариата за границу, по каким каналам. И кто заказывает кражи.
Москва была городом, куда стекался краденый антиквариат, но перекрыть все места сбыта было невозможно. Картотеки похищенного не были эффективны, и разобраться в массе икон, поступавших в Москву, было сложно. Помогало то, что иконы, находившиеся в церквях, стали метить специальным карандашом, надпись которого светилась в ультрафиолетовом свете. Однако хороший реставратор икон всегда осматривал их под ультрафиолетовой лампой, чтобы разглядеть поздние дорисовки сюжета. И, конечно, он видел наши пометки, которые убирал растворителем.
Хорошо еще, что в воровском мире было принято предупреждать, что вещь ворованная, и снижать на нее цены. Если источник информации был авторитетным, то он «сливал» её сотруднику милиции. Это помогало в работе при задержании и отработке версий подозреваемых.
Для получения оперативных источников, перекрывавших места сбыта, в 1980-1982 годах мы начали проводить разовые операции в местах продажи антиквариата».
Николай Николаевич Докин
