Наука побеждать Героя Советского Союза Петра Евсеевича Брайко
Сегодня исполняется 104 года со дня рождения ветерана внутренних войск, участника партизанского движения, Героя Советского Союза Петра Евсеевича Брайко. Скончался он 7 апреля 2018 года, немного не дожив до векового юбилея.
Справочно
Пётр Евсеевич Брайко родился 9 сентября 1918 года в селе Митченки Черниговской области.
В армии с 1938 года. На фронте с 1941-го. Пограничник, командир полка. Закончил войну в 1944-м.
Звание Героя Советского Союза присвоено 7 августа 1944 года.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны I-й степени, Красной Звезды, многими государственными и ведомственными медалями.
Служил во внутренних войсках МВД СССР.
Почётный гражданин г. Зимосць (Польша).
Из воспоминаний Героя:
«Всякий раз, думая о Великой Победе, я невольно, с болью и горечью в душе, размышляю, прежде всего, о том, какой ценой досталась она нашему народу.
И еще я всегда думаю, вернее, радуюсь тому, что мне (всем смертям назло!) удалось не только уцелеть, но и немало сделать, чтобы приблизить победу над врагом. Хотя в ходе самой жестокой битвы я мог погибнуть множество раз.
И, хотите – верьте, хотите – нет, но у меня, как у участника этой тяжелейшей битвы (и на фронте, и в тылу вражеской армии), как у офицера, получившего необычный боевой опыт, не выходит из головы вопрос: чему научила минувшая война нашу армию, наше военное командование?
Подобный вопрос, если я не ослышался, задавал Дмитрий Анатольевич Медведев нашим военным мужам в Санкт-Петербурге на юбилее освобождения Ленинграда. Не знаю, что ответили они тогда на это ему. Но, судя по тому, что происходило с советской, а затем и с российской армией в послевоенные годы, думаю, что наше командование минувшая война не научила ничему.
Почему? Давайте подумаем вместе.
Войну, как известно, кадровая Красная Армия, обученная вести бой по устаревшим академическим шаблонам, начала, совершенно не умея воевать. Поэтому в сорок первом году ее два главных кадровых эшелона – семнадцать армий, около четырех миллионов человек, – оказались в окружении и погибли.
Потом мы вынуждены были продолжать отражать агрессию, а затем и освобождать родную землю уже необученной армией и тем же давно устаревшим способом. То есть побеждали мы не умом, а людьми. Потому и теряли так архи много своих солдат и офицеров. Образно и очень точно подметил русский классик Виктор Астафьев: «Мы в эту войну немецкую армию залили кровью и завалили трупами своих солдат».
Однако самоотверженная любовь советских воинов к Отчизне звала на подвиг. Многие из них, подражая участникам гражданской войны, проявляли невиданный героизм и новое, неизвестное до сир пор умение побеждать врага. Таких храбрых умельцев в годы отчаянной битвы с агрессором оказалось немало. Лучших из них военное командование и Советское правительство отметило высшей степенью отличия – званием «Герой Советского Союза». В годы Великой Отечественной таких витязей оказалось 12722. Личным мужеством они открыли для родной армии и ее командования новую тактику и стратегию ведения войны. Новую «Науку побеждать».
Очень жаль, конечно, что таких рыцарей войны остается все меньше и меньше. И втройне жаль, даже обидно, что почти все они ушли из жизни невостребованными. За многие десятилетия наше командование и его военные «ученые», сумевшие стать генералами армий, так и не смогли, вернее, не удосужились востребовать, узнать у этих рыцарей войны то бесценно новое, что удалось им открыть в огне сражений. Потому российская армия, ее командиры и сегодня продолжают учиться по давно устаревшим уставам: не побеждать врага, а героически умирать на поле боя. Это «блестяще» подтвердил наш миротворческий отряд в Южной Осетии в августе 2008 года.
Говорю я об этом потому, что все сам прошел, увидел, испытал. Потому, что о таком нельзя забывать. И еще потому, что мне, единственному в стране человеку, все-таки удалось востребовать у пятидесяти таких рыцарей войны все то новое и бесценное, что они сделали для своей родной Красной Армии и страны в целом.
Получился уникальный сборник исповедей пятидесяти Героев Советского Союза. Его название – «Всем смертям назло!». Выпустило книгу столичное издательство «Знание» полуторатысячным тиражом в 2001 году. Оплатила префектура Центрального административного округа города Москвы. Но военная пресса её не увидела... Вернее, не захотела увидеть!
Не знаю, как попала эта книга в руки нашего незабвенного Патриарха Всея Руси Алексия Второго. Прочитав ее, он однажды, как мне рассказали, в Храме Христа Спасителя перед более чем тысячной аудиторией поднял этот сборник над головой и произнес: «Сия книга нужна не токмо каждому ратному начальнику, но и юноше, горячо любящему своё Отечество».
Я был несказанно удивлен и обрадован: Патриарх, не военный человек, оказался умнее многих наших генералов и маршалов. Он понял, что этот сборник лучше всех наших академий учит: умом побеждать врага значительно легче. А наши офицеры и генералы не поняли этого за четырехлетнюю войну. И вот уже более 70 лет не могут или не хотят понимать простых вещей…
Я всегда считал и считаю: любой командир от сержанта до маршала должен и обязан постоянно думать не только о том, как победить врага, но и о том, как сохранить, уберечь жизни своих подчиненных.
Так всегда поступали и учили нас наши командир Сидор Артёмович Ковпак и его комиссар Семён Васильевич Руднев. Так поступал я сам, в какие бы непредсказуемые переплеты ни попадал. Именно поэтому гитлеровское командование на уничтожение полутора-двух тысяч ковпаковцев вынуждено было бросить более двухсотпятидесяти тысяч карателей (25 отборных дивизий), но уничтожить их так и не смогло!
Война застала меня в 4.00 22 июня 1941 года на западной границе, на 13-й заставе 97-го пограничного отряда. Всего шестьдесят бойцов вступили в схватку с целым вражеским полком и погибли в неравном бою. Я, чудом уцелев, был направлен в г. Киев, в 4-й Краснознаменный мотострелковый полк имени Дзержинского НКВД СССР, охранявший украинское правительство. Меня назначили командиром роты связи полка. С этим полком я два месяца оборонял столицу Украины.
С ним оказался и в печально знаменитом Киевском окружении. По приказу командования Юго-Западного фронта полк, вместе с другими пограничными частями, должен был обеспечить прорыв 21-й, 5-й, 37-й, 26 и 38-й армий из вражеского окружения. Прорыв мы обеспечили, но сами оказались на захваченной врагом земле. 4-й полк, а точнее, его два батальона со всеми службами (3-й батальон выводил из окружения членов ЦК партии и украинское правительство), 30 сентября был почти целиком расстрелян гитлеровцами из засады при форсировании реки Трубеж у станции «Барышевка». И здесь смерть обошла меня стороной. Даже упавший у моих ног немецкий снаряд почему-то не разорвался.
Осталось нас тогда в живых только четверо. И я, как старший по званию, чувствовал, что в возникшей экстремальной ситуации отвечаю за жизнь товарищей по несчастью.
Оказавшись во вражеском окружении, решили добраться до линии фронта и соединиться со своей армией. Как это сделать, нас не учили. Пока пешком пробирались к линии фронта, гитлеровцы пять раз задерживали нас и четырежды пытались расстрелять. Но каждый раз нам удавалось уходить от них.
Первый раз меня с тремя однополчанами немцы схватили в открытом поле, на дороге, у села Вороньки Ново-Басанского района Черниговской области. Мы шли на северо-восток, к фронту. Навстречу двигалась обыкновенная русская полуторка. Подкатив к нам вплотную, водитель резко затормозил. Из кабины выскочил офицер и, направив мне в грудь автомат, грозно скомандовал:
«Хальт!.. Партизанен?!»
«Нет, мы из этой деревни», – отвечал я.
«Шнель, в машинен!»
Пришлось подчиниться. В кузове сидело еще четыре автоматчика. Хорошо, что этот офицер оказался лопухом и не обыскал нас, а то бы остались мы вчетвером навсегда на этой дороге. В правом кармане моих штанов лежал пистолет «ТТ» с двумя магазинами к нему, а в левом еще три десятка патронов.
Часа через два всю четверку привезли в Дарницу, под Киев, к открытым воротам какого-то длинного бетонного забора и втолкнули мимо часового за ограду. Так мы под вечер оказались в Дарницком лагере смерти. Он был огражден трехметровой бетонной стеной, по верху которой тянулся метровый забор из колючей проволоки. Вдоль него через каждые 25-30 метров стояли пулеметные вышки с прожекторами. Осмотрев лагерь, я подумал в отчаянии: «Кажется, из этой мышеловки нам не выбраться живыми». Но, поговорив с обитателями лагеря, мы узнали, что некоторые из этих обреченных пленных самостоятельно ходят работать в качестве прислуги к офицерам-летчикам, жившим на противоположной стороне улицы. Тогда у меня возникла авантюрная идея: «А не попытаться ли выйти из этой бетонной западни под видом такой «прислуги»? Тем более, я владел немецким языком.
Утром, когда военнопленных увезли на строительство взорванных при отступлении нашим полком на Днепре мостов, я с тремя попутчиками выбрался из переполненного вшами барака и двинулся к выходу. Для этого нам предстояло пройти четыре охраняемых поста. На каждом из них я повторил часовым одну и ту же фразу: «Вир геен арбайтен цум официр» («Мы идем работать к офицеру»). И спокойно, с улыбкой на лицах, мы ушли. И ушли от самой смерти.
Вырвавшись из дарницкой мышеловки, снова двинулись на восток, к линии фронта. Спустя несколько дней, в одной из деревень на Черниговщине, где мы остановились перекусить, мои попутчики оторвались от меня. Оставшись один, я решил расстаться с пистолетом «ТТ»: не хотел лишний раз рисковать жизнью при обыске. Но сначала, это было уже на Сумщине, мне удалось при помощи этого пистолета прикончить двух полицейских, пытавшихся задержать и отправить меня в Конотопский лагерь военнопленных.
Однако до линии фронта добраться так и не удалось. Зато повезло в другом: на Сумщине я напал на след одного неуловимого рейдового партизанского отряда, а затем и догнать его. Командовали им два мудрых и храбрых человека, два участника гражданской войны: Сидор Артёмович Ковпак, ставший впоследствии генерал-майором и дважды Героем Советского Союза и Семён Васильевич Руднев, тоже ставший генерал-майором и Героем Советского Союза (посмертно). Спустя полгода, в этот отряд, выросший в крупное рейдовое соединение, пришел из Главного разведуправления Красной Армии третий такой же талантливый и инициативный человек – Пётр Петрович Вершигора, тоже впоследствии ставший Героем Советского Союза и получивший звание генерал-майора.
В этом партизанском соединении я и продолжал сражаться до конца 1944 года. За три года войны на захваченной врагом территории, командуя сначала ротой, потом батальоном, а затем и полком, мне довелось лично провести 111 крупных боев. И во всех этих сражениях нам удавалось уничтожать противника почти без потерь со своей стороны. Помогали всегда точная и своевременная разведка противника, партизанская смекалка и ее Величество – местность! На войне она – главный помощник, иногда главнее танков и пушек. Только ее надо уметь правильно оценить и использовать, подчинив боевой задаче.
Так, летом 1943 года, в ходе стремительного рейда в Карпаты партизанское соединение, взрывая мосты на железных и шоссейных дорогах, сначала парализовало железнодорожные магистрали Ковель – Коростень – Киев и Львов – Коростень – Киев. Затем, в ночь на 7 июля, на вторые сутки контрнаступления немцев на Орел и Курск, взорвав два моста, мы вывели из строя главную сдвоенную артерию Львов – Тернополь – Шепетовка – Киев и Львов – Тернополь – Проскуров – Винница. За тысячу километров от линии фронта удалось остановить полтысячи фашистских «тигров» и «пантер», спешивших к Орлу и Курску. Затем мы отвлекли на себя еще и пятидесятитысячную армию с танками, артиллерией и авиацией генерала Крюгера, брошенную, в ущерб фронту, на уничтожение ковпаковцев.
Имея более чем сорокакратное превосходство в силах и средствах, каратели начали яростные атаки, пытаясь уничтожить нас раньше, чем мы доберемся к Дрогобыческим нефтепромыслам. Главный удар немцы наносили со стороны райцентра Надворная, вдоль шоссейной дороги и реки Быстрицы-Надворнянской на сёла Пасечна и Зелена. Здесь наступали три моторизованных полка эсэсовцев (4-й, 6-й, и 26-й) с танками и артиллерией. Остановить эту более чем десятитысячную силищу было приказано самому малочисленному, всего в двести бойцов, Королевецкому отряду (4-му батальону), которым тогда я уже командовал.
Взвесив соотношение сил, а оно было примерно один к пятидесяти в пользу противника, то есть, на каждого партизана приходилось по полсотни отборных вояк генерала Крюгера, не считая танков и пушек, я понял: обычной, классической армейской обороной с двумя сотнями бойцов мне не остановить три полка с танками при поддержке артиллерии, а может быть и авиации.
Надо было придумать что-то другое... Но что именно? Осмотрев еще раз внимательно узкое горное ущелье, протянувшееся от Пасечны до Зелены почти на пять километров, вдруг обрадовался: остановить их поможет нам сама местность. Для этого надо только на подходе к горному ущелью взорвать четыре моста на реке Быстрица-Надворнянская. Тогда каратели не смогут использовать против нас свою технику и мотопехоту. Врага можно будет уничтожать в походных колоннах.
Так и сделали. Ночью все мосты взорвали. И утром полки генерала Крюгера двинулись в наступление без танков, пешком, в походных колоннах, не зная, где мы их встретим. А мы ждали их спокойно, сидя в каменных укрытиях.
Первую вражескую колонну численностью более пехотного батальона, мы расстреляли за четверть часа. Каратели не успели сделать ни одного ответного выстрела. Когда прекратили огонь, я незаметно отвел своих людей на километр-полтора вглубь ущелья, на новый рубеж, оставив наблюдателей следить за действиями противника.
Фашистам потребовалось около пяти часов, чтобы убрать трупы и раненых. Следующую батальонную походную колонну мы тоже расстреляли за четверть часа, после чего я снова отвел свои мини-роты, в которых было всего по шестьдесят бойцов, на километр-полтора вглубь ущелья. Больше двух раз за день немцы не успевали повторить наступление. Так продолжалось три дня.
Последнюю засаду я устроил карателям снова на первом рубеже, чего они никак не ожидали. Поэтому опять мы расстреляли фашистов в походной колонне. За три дня с помощью «блуждающих засад» (так я про себя окрестил свой новый тактический маневр) удалось уничтожить противника в походном строю без особого труда. Семь вражеских батальонов нашли там свою смерть. Мы же не потеряли ни одного человека. И помогла в этом нам точная и непрерывная разведка сил и средств противника, а также ее Величество местность! Это была и великолепная находка, и блестящая победа!
Спустя три месяца, в начале знаменитого Польского рейда, командуя уже Шалыгинским отрядом (3-м батальоном), я вдруг получил необычное задание: 3 февраля 1944 года выйти с батальоном в район города Броды и парализовать активно действовавшую железнодорожную магистраль Львов – Киев. Задача, как мне показалось вначале, предстояла простая: подойти поближе к «железке» и установить на перегоне между станциями Дубно – Броды, восемь пятидесятикилограммовых фугасов со взрывателями замедленного действия...
На деле оказалось совсем иначе. Пока я с батальоном добирался по оттаявшим и разрушенным бандеровцами дорогам с запада к Бродам, войска 1-го Украинского фронта подошли к ним с востока. Их блокировала на подступах к городу Дубно прибывшая из резерва ставки Гитлера какая-то танковая армия.
Остановившись утром 6 февраля на хуторке Буды, я вдруг узнал от возвратившихся разведчиков, что мы находимся в расположении той самой танковой армии немцев, прямо в ее тактической зоне обороны. Все села и хутора вокруг, даже отдельные строения, были заняты немецкими танками и артиллерией. Хутор оказался не оккупирован только потому, что находился в лесу, на крутом холме, на который не могла забраться немецкая техника. И еще потому, что этот хутор был отдан немцами на откуп Украинской повстанческой армии (УПА). Именно поэтому утром наш батальон на марше и не тронула воздушная разведка немцев, приняв его за «своих».
Если бы командование гитлеровской танковой армии знало бы, что в их расположении находится почти три сотни хорошо вооруженных бойцов с пушкой, минометами и 500 килограммами взрывчатки, оно наверняка постаралось бы тотчас уничтожить нас. Тогда я не выполнил бы поставленную задачу. У меня был только один выход – стать «невидимкой». Но три сотни человек с обозом – это не три человека. Им не так-то просто спрятаться.
Хотя, если умело использовать местность, погоду и время суток, «невидимкой» может стать даже целый батальон. И нам удалось сделать это! Строго соблюдая маскировку, за две ночи мы установили на железной дороге между станциями Дубно – Броды восемь пятидесятикилограммовых фугасов с взрывателями замедленного действия. С помощью засады на шоссе Лешнюв – Броды на рассвете 8 февраля наши бойцы уничтожили инженерную разведку гитлеровской танковой армии в количестве 24 человек, посеяв тем самым панику в стане врага.
За успешное выполнение этого диверсионного задания командование соединения присвоило мне очередное воинское звание «майор» и после реорганизации соединения в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака назначило меня командиром 3-го полка.
В ходе того же Польского рейда, командуя полком, мне, как правило, приходилось вести самостоятельные бои. Например, 26 февраля с помощью засад удалось всего одной ротой, в которой было всего шестьдесят бойцов, за пятнадцать минут расстрелять из засады у польской деревушки Вепшец полнокровный полк эсэсовцев, следовавший походной колонной из города Замостье в эту деревню. Рота потерь не имела. Каратели так перепугались, что поставили на всех дорогах таблички, какие ставят минеры всех армий мира, предупреждая свои войска об особой, смертельной опасности «Форзихтиг, Кольпак!» («Осторожно, Ковпак!») А спустя неделю, 6 марта, оказавшись опять во вражеском кольце, нам снова удалось расстрелять из засады еще два полнокровных гитлеровских полка. Один – у той же деревни Вепшец, а другой – у деревни Зажече. Партизаны потерь не имели.
Вырвавшись из этой казавшейся безвыходной ловушки, партизанская дивизия, преследуемая карателями, устремилась на север. 8 марта, на марше, комдив остановил меня и по-дружески сказал: «Тезка, останься в селе Здзиловице на сутки и задержи фрицев. Иначе нам от них не оторваться. Догонишь нас в селе Закшев».
Здзиловице – большое красивое село – размещалось в лощине. С востока оно окаймлялось лесом. С запада – открытым хребтом с глубокими оврагами. Как всегда, проведя со своими комбатами рекогносцировку местности, я понял: встречать непрошенных гостей надо не на окраине деревни, скрытой в лощине, а на подступах к ней. С восточной стороны – на опушке леса. С западной – на хребте. И только из засады. К вечеру, когда полк уже выстроился для марша, разведчики доложили: к селу из местечка Янов движется несколько танков и около сотни грузовиков с пехотой. В оврагах техника забуксовала. Пехота высадилась и двинулась к селу. Мы решили действовать, чтобы немцы не сели нам на хвост.
Шквальным огнем встретил их Андрей Цымбал со своим батальоном из окопов, отрытых еще с утра вдоль хребта, метрах в трехстах от деревни. Наступали эсэсовцы тремя плотными батальонными цепями с интервалом пятнадцать-двадцать шагов. Было уже темно. И фашисты, видимо, для бодрости, освещали местность ракетами. Этим они и помогли Андрею Калиновичу расстрелять их.
Цымбал – бывший пограничник, мастер ближнего боя, подпустил первую цепь шагов на десять и при вспышке очередной серии вражеских ракет ударил по плотным вражеским рядам из автоматов и пулеметов. Три цепи легли и больше не поднялись. Батальон потерь не имел. После этого архикороткого, чуть ли не минутного боя, я был уверен: теперь эсэсовский полк преследовать нас не будет. И еще после этого скоротечного ночного боя я окончательно понял: лучшим и самым эффективным видом партизанской обороны является засада.
За успешные боевые операции в ходе рейда 1-й Украинской партизанской дивизии имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака в Польшу, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 августа 1944 года, я был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
В июле того же года, в ходе операции «Багратион» (освобождение Красной Армией Белоруссии от гитлеровских захватчиков), выполняя приказы Ставки Верховного Главного командования, нам предстояло оказать помощь войскам 1-го Белорусского фронта в скорейшем окружении и уничтожении группы гитлеровских армий «Центр».
Стремительно наступая впереди подвижной группы генерала Плиева, партизанская дивизия внезапными засадами и налетами, почти без потерь со своей стороны, уничтожала колонны отступающих «завоевателей», захватывала много вооружения и боеприпасов.
А 3 июля, на рассвете, под местечком Турец, моему 3-му полку в ходе марша удалось в ржаном поле уничтожить девять маршевых батальонов и пленить гаубичный полк, входивший в состав группы генерала Гроппе. Словом, «накрыли» мы в то утро полнокровную дивизию, брошенную фюрером для спасения окруженной Минской группировки.
В следующей засаде нам удалось уничтожить 10 танков, 5 броневиков, 36 машин с пехотой и боеприпасами, а также около 800 вражеских солдат и офицеров.
За эту отчаянную, весьма эффективную партизанскую операцию командование 1-й Украинской партизанской дивизии снова представило меня к самой высокой государственной награде. Вот что написал в наградном листе командир дивизии генерал-майор П.П. Вершигора:
«... За умелое командование полком в боевых операциях и проявленные при этом личную отвагу и героизм, дающие право на звание Героя Советского Союза, тов. Брайко достоин второй медали «Золотая звезда».
Но чьи-то зависть и беспринципность оказались весомее того вклада, который внес 3-й полк в дело окружения и уничтожения группы гитлеровских армий «Центр» в ходе операции «Багратион». За тот последний, седьмой по счету, и самый результативный рейд, проведенный по заданию самого Верховного Главнокомандующего, ковпаковцам не сказали даже спасибо. Хотя командование представило к наградам 750 человек, отличившихся в боях.
Пройдя дорогами фронтовых лет, я не мог подумать, что самое жесточайшее испытание ждет меня еще впереди. После окончания войны два приспособленца-изверга, два подлых и настоящих врага из органов безопасности – Пигида и Рюмин – из-за зависти и недальновидности сфабриковали против меня клеветническое обвинение. Я был арестован. Девять месяцев надо мной издевались, пытали. Затем по решению так называемого Особого Совещания (ОСО) по статье 58-10 части 1-й отправили на 10 лет в бериевский лагерь медленно умирать.
Правда, в августе 1953 года, после смерти Сталина, меня освободили, а затем и полностью реабилитировали. Но жизнь и служебная карьера были сломаны.
Однако даже после всех этих испытаний мне удалось еще немало хорошего сделать для Отечества. Удалось еще раз закончить Военную академию имени М.В. Фрунзе, вернее восстановить свои знания, выбитые из головы бериевскими следователями.
Удалось покомандовать внутренними войсками МВД по Казахской ССР и на деле доказать, что при желании можно легко и быстро, в течение одного месяца, ликвидировать в армии «дедовщину» и восстановить нормальную уставную жизнь.
Удалось в 1962 году, несмотря на немолодой возраст, – мне тогда уже пошел сорок четвертый год – пройти конкурс и поступить в Литературный институт имени Горького. А после окончания вуза вместе с женой Оксаной Калиненко, тоже окончившей этот институт, заняться литературным делом.
Это был по-настоящему радостный и вдохновенный труд! Нам удалось выпустить в свет четырнадцать документально-художественных книг. Три из которых в 1976-м и в 1982-м годах были переведены на польский язык и изданы в Польской Народной Республике, где признаны лучшими книгами года. В них мы рассказали о беспримерном патриотизме и мужестве советского и польского народов в годы великой битвы с фашизмом.
Но особенно я рад, что нам удалось создать двухтомную научную монографию «Партизанская война». Это – совершенно новая «Наука побеждать» любого, даже самого сильного и многократно превосходящего в технике, противника минимальными силами и средствами».
Справочно
Пётр Евсеевич Брайко родился 9 сентября 1918 года в селе Митченки Черниговской области.
В армии с 1938 года. На фронте с 1941-го. Пограничник, командир полка. Закончил войну в 1944-м.
Звание Героя Советского Союза присвоено 7 августа 1944 года.
Награждён орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны I-й степени, Красной Звезды, многими государственными и ведомственными медалями.
Служил во внутренних войсках МВД СССР.
Почётный гражданин г. Зимосць (Польша).
Из воспоминаний Героя:
«Всякий раз, думая о Великой Победе, я невольно, с болью и горечью в душе, размышляю, прежде всего, о том, какой ценой досталась она нашему народу.
И еще я всегда думаю, вернее, радуюсь тому, что мне (всем смертям назло!) удалось не только уцелеть, но и немало сделать, чтобы приблизить победу над врагом. Хотя в ходе самой жестокой битвы я мог погибнуть множество раз.
И, хотите – верьте, хотите – нет, но у меня, как у участника этой тяжелейшей битвы (и на фронте, и в тылу вражеской армии), как у офицера, получившего необычный боевой опыт, не выходит из головы вопрос: чему научила минувшая война нашу армию, наше военное командование?
Подобный вопрос, если я не ослышался, задавал Дмитрий Анатольевич Медведев нашим военным мужам в Санкт-Петербурге на юбилее освобождения Ленинграда. Не знаю, что ответили они тогда на это ему. Но, судя по тому, что происходило с советской, а затем и с российской армией в послевоенные годы, думаю, что наше командование минувшая война не научила ничему.
Почему? Давайте подумаем вместе.
Войну, как известно, кадровая Красная Армия, обученная вести бой по устаревшим академическим шаблонам, начала, совершенно не умея воевать. Поэтому в сорок первом году ее два главных кадровых эшелона – семнадцать армий, около четырех миллионов человек, – оказались в окружении и погибли.
Потом мы вынуждены были продолжать отражать агрессию, а затем и освобождать родную землю уже необученной армией и тем же давно устаревшим способом. То есть побеждали мы не умом, а людьми. Потому и теряли так архи много своих солдат и офицеров. Образно и очень точно подметил русский классик Виктор Астафьев: «Мы в эту войну немецкую армию залили кровью и завалили трупами своих солдат».
Однако самоотверженная любовь советских воинов к Отчизне звала на подвиг. Многие из них, подражая участникам гражданской войны, проявляли невиданный героизм и новое, неизвестное до сир пор умение побеждать врага. Таких храбрых умельцев в годы отчаянной битвы с агрессором оказалось немало. Лучших из них военное командование и Советское правительство отметило высшей степенью отличия – званием «Герой Советского Союза». В годы Великой Отечественной таких витязей оказалось 12722. Личным мужеством они открыли для родной армии и ее командования новую тактику и стратегию ведения войны. Новую «Науку побеждать».
Очень жаль, конечно, что таких рыцарей войны остается все меньше и меньше. И втройне жаль, даже обидно, что почти все они ушли из жизни невостребованными. За многие десятилетия наше командование и его военные «ученые», сумевшие стать генералами армий, так и не смогли, вернее, не удосужились востребовать, узнать у этих рыцарей войны то бесценно новое, что удалось им открыть в огне сражений. Потому российская армия, ее командиры и сегодня продолжают учиться по давно устаревшим уставам: не побеждать врага, а героически умирать на поле боя. Это «блестяще» подтвердил наш миротворческий отряд в Южной Осетии в августе 2008 года.
Говорю я об этом потому, что все сам прошел, увидел, испытал. Потому, что о таком нельзя забывать. И еще потому, что мне, единственному в стране человеку, все-таки удалось востребовать у пятидесяти таких рыцарей войны все то новое и бесценное, что они сделали для своей родной Красной Армии и страны в целом.
Получился уникальный сборник исповедей пятидесяти Героев Советского Союза. Его название – «Всем смертям назло!». Выпустило книгу столичное издательство «Знание» полуторатысячным тиражом в 2001 году. Оплатила префектура Центрального административного округа города Москвы. Но военная пресса её не увидела... Вернее, не захотела увидеть!
Не знаю, как попала эта книга в руки нашего незабвенного Патриарха Всея Руси Алексия Второго. Прочитав ее, он однажды, как мне рассказали, в Храме Христа Спасителя перед более чем тысячной аудиторией поднял этот сборник над головой и произнес: «Сия книга нужна не токмо каждому ратному начальнику, но и юноше, горячо любящему своё Отечество».
Я был несказанно удивлен и обрадован: Патриарх, не военный человек, оказался умнее многих наших генералов и маршалов. Он понял, что этот сборник лучше всех наших академий учит: умом побеждать врага значительно легче. А наши офицеры и генералы не поняли этого за четырехлетнюю войну. И вот уже более 70 лет не могут или не хотят понимать простых вещей…
Я всегда считал и считаю: любой командир от сержанта до маршала должен и обязан постоянно думать не только о том, как победить врага, но и о том, как сохранить, уберечь жизни своих подчиненных.
Так всегда поступали и учили нас наши командир Сидор Артёмович Ковпак и его комиссар Семён Васильевич Руднев. Так поступал я сам, в какие бы непредсказуемые переплеты ни попадал. Именно поэтому гитлеровское командование на уничтожение полутора-двух тысяч ковпаковцев вынуждено было бросить более двухсотпятидесяти тысяч карателей (25 отборных дивизий), но уничтожить их так и не смогло!
Война застала меня в 4.00 22 июня 1941 года на западной границе, на 13-й заставе 97-го пограничного отряда. Всего шестьдесят бойцов вступили в схватку с целым вражеским полком и погибли в неравном бою. Я, чудом уцелев, был направлен в г. Киев, в 4-й Краснознаменный мотострелковый полк имени Дзержинского НКВД СССР, охранявший украинское правительство. Меня назначили командиром роты связи полка. С этим полком я два месяца оборонял столицу Украины.
С ним оказался и в печально знаменитом Киевском окружении. По приказу командования Юго-Западного фронта полк, вместе с другими пограничными частями, должен был обеспечить прорыв 21-й, 5-й, 37-й, 26 и 38-й армий из вражеского окружения. Прорыв мы обеспечили, но сами оказались на захваченной врагом земле. 4-й полк, а точнее, его два батальона со всеми службами (3-й батальон выводил из окружения членов ЦК партии и украинское правительство), 30 сентября был почти целиком расстрелян гитлеровцами из засады при форсировании реки Трубеж у станции «Барышевка». И здесь смерть обошла меня стороной. Даже упавший у моих ног немецкий снаряд почему-то не разорвался.
Осталось нас тогда в живых только четверо. И я, как старший по званию, чувствовал, что в возникшей экстремальной ситуации отвечаю за жизнь товарищей по несчастью.
Оказавшись во вражеском окружении, решили добраться до линии фронта и соединиться со своей армией. Как это сделать, нас не учили. Пока пешком пробирались к линии фронта, гитлеровцы пять раз задерживали нас и четырежды пытались расстрелять. Но каждый раз нам удавалось уходить от них.
Первый раз меня с тремя однополчанами немцы схватили в открытом поле, на дороге, у села Вороньки Ново-Басанского района Черниговской области. Мы шли на северо-восток, к фронту. Навстречу двигалась обыкновенная русская полуторка. Подкатив к нам вплотную, водитель резко затормозил. Из кабины выскочил офицер и, направив мне в грудь автомат, грозно скомандовал:
«Хальт!.. Партизанен?!»
«Нет, мы из этой деревни», – отвечал я.
«Шнель, в машинен!»
Пришлось подчиниться. В кузове сидело еще четыре автоматчика. Хорошо, что этот офицер оказался лопухом и не обыскал нас, а то бы остались мы вчетвером навсегда на этой дороге. В правом кармане моих штанов лежал пистолет «ТТ» с двумя магазинами к нему, а в левом еще три десятка патронов.
Часа через два всю четверку привезли в Дарницу, под Киев, к открытым воротам какого-то длинного бетонного забора и втолкнули мимо часового за ограду. Так мы под вечер оказались в Дарницком лагере смерти. Он был огражден трехметровой бетонной стеной, по верху которой тянулся метровый забор из колючей проволоки. Вдоль него через каждые 25-30 метров стояли пулеметные вышки с прожекторами. Осмотрев лагерь, я подумал в отчаянии: «Кажется, из этой мышеловки нам не выбраться живыми». Но, поговорив с обитателями лагеря, мы узнали, что некоторые из этих обреченных пленных самостоятельно ходят работать в качестве прислуги к офицерам-летчикам, жившим на противоположной стороне улицы. Тогда у меня возникла авантюрная идея: «А не попытаться ли выйти из этой бетонной западни под видом такой «прислуги»? Тем более, я владел немецким языком.
Утром, когда военнопленных увезли на строительство взорванных при отступлении нашим полком на Днепре мостов, я с тремя попутчиками выбрался из переполненного вшами барака и двинулся к выходу. Для этого нам предстояло пройти четыре охраняемых поста. На каждом из них я повторил часовым одну и ту же фразу: «Вир геен арбайтен цум официр» («Мы идем работать к офицеру»). И спокойно, с улыбкой на лицах, мы ушли. И ушли от самой смерти.
Вырвавшись из дарницкой мышеловки, снова двинулись на восток, к линии фронта. Спустя несколько дней, в одной из деревень на Черниговщине, где мы остановились перекусить, мои попутчики оторвались от меня. Оставшись один, я решил расстаться с пистолетом «ТТ»: не хотел лишний раз рисковать жизнью при обыске. Но сначала, это было уже на Сумщине, мне удалось при помощи этого пистолета прикончить двух полицейских, пытавшихся задержать и отправить меня в Конотопский лагерь военнопленных.
Однако до линии фронта добраться так и не удалось. Зато повезло в другом: на Сумщине я напал на след одного неуловимого рейдового партизанского отряда, а затем и догнать его. Командовали им два мудрых и храбрых человека, два участника гражданской войны: Сидор Артёмович Ковпак, ставший впоследствии генерал-майором и дважды Героем Советского Союза и Семён Васильевич Руднев, тоже ставший генерал-майором и Героем Советского Союза (посмертно). Спустя полгода, в этот отряд, выросший в крупное рейдовое соединение, пришел из Главного разведуправления Красной Армии третий такой же талантливый и инициативный человек – Пётр Петрович Вершигора, тоже впоследствии ставший Героем Советского Союза и получивший звание генерал-майора.
В этом партизанском соединении я и продолжал сражаться до конца 1944 года. За три года войны на захваченной врагом территории, командуя сначала ротой, потом батальоном, а затем и полком, мне довелось лично провести 111 крупных боев. И во всех этих сражениях нам удавалось уничтожать противника почти без потерь со своей стороны. Помогали всегда точная и своевременная разведка противника, партизанская смекалка и ее Величество – местность! На войне она – главный помощник, иногда главнее танков и пушек. Только ее надо уметь правильно оценить и использовать, подчинив боевой задаче.
Так, летом 1943 года, в ходе стремительного рейда в Карпаты партизанское соединение, взрывая мосты на железных и шоссейных дорогах, сначала парализовало железнодорожные магистрали Ковель – Коростень – Киев и Львов – Коростень – Киев. Затем, в ночь на 7 июля, на вторые сутки контрнаступления немцев на Орел и Курск, взорвав два моста, мы вывели из строя главную сдвоенную артерию Львов – Тернополь – Шепетовка – Киев и Львов – Тернополь – Проскуров – Винница. За тысячу километров от линии фронта удалось остановить полтысячи фашистских «тигров» и «пантер», спешивших к Орлу и Курску. Затем мы отвлекли на себя еще и пятидесятитысячную армию с танками, артиллерией и авиацией генерала Крюгера, брошенную, в ущерб фронту, на уничтожение ковпаковцев.
Имея более чем сорокакратное превосходство в силах и средствах, каратели начали яростные атаки, пытаясь уничтожить нас раньше, чем мы доберемся к Дрогобыческим нефтепромыслам. Главный удар немцы наносили со стороны райцентра Надворная, вдоль шоссейной дороги и реки Быстрицы-Надворнянской на сёла Пасечна и Зелена. Здесь наступали три моторизованных полка эсэсовцев (4-й, 6-й, и 26-й) с танками и артиллерией. Остановить эту более чем десятитысячную силищу было приказано самому малочисленному, всего в двести бойцов, Королевецкому отряду (4-му батальону), которым тогда я уже командовал.
Взвесив соотношение сил, а оно было примерно один к пятидесяти в пользу противника, то есть, на каждого партизана приходилось по полсотни отборных вояк генерала Крюгера, не считая танков и пушек, я понял: обычной, классической армейской обороной с двумя сотнями бойцов мне не остановить три полка с танками при поддержке артиллерии, а может быть и авиации.
Надо было придумать что-то другое... Но что именно? Осмотрев еще раз внимательно узкое горное ущелье, протянувшееся от Пасечны до Зелены почти на пять километров, вдруг обрадовался: остановить их поможет нам сама местность. Для этого надо только на подходе к горному ущелью взорвать четыре моста на реке Быстрица-Надворнянская. Тогда каратели не смогут использовать против нас свою технику и мотопехоту. Врага можно будет уничтожать в походных колоннах.
Так и сделали. Ночью все мосты взорвали. И утром полки генерала Крюгера двинулись в наступление без танков, пешком, в походных колоннах, не зная, где мы их встретим. А мы ждали их спокойно, сидя в каменных укрытиях.
Первую вражескую колонну численностью более пехотного батальона, мы расстреляли за четверть часа. Каратели не успели сделать ни одного ответного выстрела. Когда прекратили огонь, я незаметно отвел своих людей на километр-полтора вглубь ущелья, на новый рубеж, оставив наблюдателей следить за действиями противника.
Фашистам потребовалось около пяти часов, чтобы убрать трупы и раненых. Следующую батальонную походную колонну мы тоже расстреляли за четверть часа, после чего я снова отвел свои мини-роты, в которых было всего по шестьдесят бойцов, на километр-полтора вглубь ущелья. Больше двух раз за день немцы не успевали повторить наступление. Так продолжалось три дня.
Последнюю засаду я устроил карателям снова на первом рубеже, чего они никак не ожидали. Поэтому опять мы расстреляли фашистов в походной колонне. За три дня с помощью «блуждающих засад» (так я про себя окрестил свой новый тактический маневр) удалось уничтожить противника в походном строю без особого труда. Семь вражеских батальонов нашли там свою смерть. Мы же не потеряли ни одного человека. И помогла в этом нам точная и непрерывная разведка сил и средств противника, а также ее Величество местность! Это была и великолепная находка, и блестящая победа!
Спустя три месяца, в начале знаменитого Польского рейда, командуя уже Шалыгинским отрядом (3-м батальоном), я вдруг получил необычное задание: 3 февраля 1944 года выйти с батальоном в район города Броды и парализовать активно действовавшую железнодорожную магистраль Львов – Киев. Задача, как мне показалось вначале, предстояла простая: подойти поближе к «железке» и установить на перегоне между станциями Дубно – Броды, восемь пятидесятикилограммовых фугасов со взрывателями замедленного действия...
На деле оказалось совсем иначе. Пока я с батальоном добирался по оттаявшим и разрушенным бандеровцами дорогам с запада к Бродам, войска 1-го Украинского фронта подошли к ним с востока. Их блокировала на подступах к городу Дубно прибывшая из резерва ставки Гитлера какая-то танковая армия.
Остановившись утром 6 февраля на хуторке Буды, я вдруг узнал от возвратившихся разведчиков, что мы находимся в расположении той самой танковой армии немцев, прямо в ее тактической зоне обороны. Все села и хутора вокруг, даже отдельные строения, были заняты немецкими танками и артиллерией. Хутор оказался не оккупирован только потому, что находился в лесу, на крутом холме, на который не могла забраться немецкая техника. И еще потому, что этот хутор был отдан немцами на откуп Украинской повстанческой армии (УПА). Именно поэтому утром наш батальон на марше и не тронула воздушная разведка немцев, приняв его за «своих».
Если бы командование гитлеровской танковой армии знало бы, что в их расположении находится почти три сотни хорошо вооруженных бойцов с пушкой, минометами и 500 килограммами взрывчатки, оно наверняка постаралось бы тотчас уничтожить нас. Тогда я не выполнил бы поставленную задачу. У меня был только один выход – стать «невидимкой». Но три сотни человек с обозом – это не три человека. Им не так-то просто спрятаться.
Хотя, если умело использовать местность, погоду и время суток, «невидимкой» может стать даже целый батальон. И нам удалось сделать это! Строго соблюдая маскировку, за две ночи мы установили на железной дороге между станциями Дубно – Броды восемь пятидесятикилограммовых фугасов с взрывателями замедленного действия. С помощью засады на шоссе Лешнюв – Броды на рассвете 8 февраля наши бойцы уничтожили инженерную разведку гитлеровской танковой армии в количестве 24 человек, посеяв тем самым панику в стане врага.
За успешное выполнение этого диверсионного задания командование соединения присвоило мне очередное воинское звание «майор» и после реорганизации соединения в 1-ю Украинскую партизанскую дивизию имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака назначило меня командиром 3-го полка.
В ходе того же Польского рейда, командуя полком, мне, как правило, приходилось вести самостоятельные бои. Например, 26 февраля с помощью засад удалось всего одной ротой, в которой было всего шестьдесят бойцов, за пятнадцать минут расстрелять из засады у польской деревушки Вепшец полнокровный полк эсэсовцев, следовавший походной колонной из города Замостье в эту деревню. Рота потерь не имела. Каратели так перепугались, что поставили на всех дорогах таблички, какие ставят минеры всех армий мира, предупреждая свои войска об особой, смертельной опасности «Форзихтиг, Кольпак!» («Осторожно, Ковпак!») А спустя неделю, 6 марта, оказавшись опять во вражеском кольце, нам снова удалось расстрелять из засады еще два полнокровных гитлеровских полка. Один – у той же деревни Вепшец, а другой – у деревни Зажече. Партизаны потерь не имели.
Вырвавшись из этой казавшейся безвыходной ловушки, партизанская дивизия, преследуемая карателями, устремилась на север. 8 марта, на марше, комдив остановил меня и по-дружески сказал: «Тезка, останься в селе Здзиловице на сутки и задержи фрицев. Иначе нам от них не оторваться. Догонишь нас в селе Закшев».
Здзиловице – большое красивое село – размещалось в лощине. С востока оно окаймлялось лесом. С запада – открытым хребтом с глубокими оврагами. Как всегда, проведя со своими комбатами рекогносцировку местности, я понял: встречать непрошенных гостей надо не на окраине деревни, скрытой в лощине, а на подступах к ней. С восточной стороны – на опушке леса. С западной – на хребте. И только из засады. К вечеру, когда полк уже выстроился для марша, разведчики доложили: к селу из местечка Янов движется несколько танков и около сотни грузовиков с пехотой. В оврагах техника забуксовала. Пехота высадилась и двинулась к селу. Мы решили действовать, чтобы немцы не сели нам на хвост.
Шквальным огнем встретил их Андрей Цымбал со своим батальоном из окопов, отрытых еще с утра вдоль хребта, метрах в трехстах от деревни. Наступали эсэсовцы тремя плотными батальонными цепями с интервалом пятнадцать-двадцать шагов. Было уже темно. И фашисты, видимо, для бодрости, освещали местность ракетами. Этим они и помогли Андрею Калиновичу расстрелять их.
Цымбал – бывший пограничник, мастер ближнего боя, подпустил первую цепь шагов на десять и при вспышке очередной серии вражеских ракет ударил по плотным вражеским рядам из автоматов и пулеметов. Три цепи легли и больше не поднялись. Батальон потерь не имел. После этого архикороткого, чуть ли не минутного боя, я был уверен: теперь эсэсовский полк преследовать нас не будет. И еще после этого скоротечного ночного боя я окончательно понял: лучшим и самым эффективным видом партизанской обороны является засада.
За успешные боевые операции в ходе рейда 1-й Украинской партизанской дивизии имени дважды Героя Советского Союза С.А. Ковпака в Польшу, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 августа 1944 года, я был удостоен высокого звания Героя Советского Союза.
В июле того же года, в ходе операции «Багратион» (освобождение Красной Армией Белоруссии от гитлеровских захватчиков), выполняя приказы Ставки Верховного Главного командования, нам предстояло оказать помощь войскам 1-го Белорусского фронта в скорейшем окружении и уничтожении группы гитлеровских армий «Центр».
Стремительно наступая впереди подвижной группы генерала Плиева, партизанская дивизия внезапными засадами и налетами, почти без потерь со своей стороны, уничтожала колонны отступающих «завоевателей», захватывала много вооружения и боеприпасов.
А 3 июля, на рассвете, под местечком Турец, моему 3-му полку в ходе марша удалось в ржаном поле уничтожить девять маршевых батальонов и пленить гаубичный полк, входивший в состав группы генерала Гроппе. Словом, «накрыли» мы в то утро полнокровную дивизию, брошенную фюрером для спасения окруженной Минской группировки.
В следующей засаде нам удалось уничтожить 10 танков, 5 броневиков, 36 машин с пехотой и боеприпасами, а также около 800 вражеских солдат и офицеров.
За эту отчаянную, весьма эффективную партизанскую операцию командование 1-й Украинской партизанской дивизии снова представило меня к самой высокой государственной награде. Вот что написал в наградном листе командир дивизии генерал-майор П.П. Вершигора:
«... За умелое командование полком в боевых операциях и проявленные при этом личную отвагу и героизм, дающие право на звание Героя Советского Союза, тов. Брайко достоин второй медали «Золотая звезда».
Но чьи-то зависть и беспринципность оказались весомее того вклада, который внес 3-й полк в дело окружения и уничтожения группы гитлеровских армий «Центр» в ходе операции «Багратион». За тот последний, седьмой по счету, и самый результативный рейд, проведенный по заданию самого Верховного Главнокомандующего, ковпаковцам не сказали даже спасибо. Хотя командование представило к наградам 750 человек, отличившихся в боях.
Пройдя дорогами фронтовых лет, я не мог подумать, что самое жесточайшее испытание ждет меня еще впереди. После окончания войны два приспособленца-изверга, два подлых и настоящих врага из органов безопасности – Пигида и Рюмин – из-за зависти и недальновидности сфабриковали против меня клеветническое обвинение. Я был арестован. Девять месяцев надо мной издевались, пытали. Затем по решению так называемого Особого Совещания (ОСО) по статье 58-10 части 1-й отправили на 10 лет в бериевский лагерь медленно умирать.
Правда, в августе 1953 года, после смерти Сталина, меня освободили, а затем и полностью реабилитировали. Но жизнь и служебная карьера были сломаны.
Однако даже после всех этих испытаний мне удалось еще немало хорошего сделать для Отечества. Удалось еще раз закончить Военную академию имени М.В. Фрунзе, вернее восстановить свои знания, выбитые из головы бериевскими следователями.
Удалось покомандовать внутренними войсками МВД по Казахской ССР и на деле доказать, что при желании можно легко и быстро, в течение одного месяца, ликвидировать в армии «дедовщину» и восстановить нормальную уставную жизнь.
Удалось в 1962 году, несмотря на немолодой возраст, – мне тогда уже пошел сорок четвертый год – пройти конкурс и поступить в Литературный институт имени Горького. А после окончания вуза вместе с женой Оксаной Калиненко, тоже окончившей этот институт, заняться литературным делом.
Это был по-настоящему радостный и вдохновенный труд! Нам удалось выпустить в свет четырнадцать документально-художественных книг. Три из которых в 1976-м и в 1982-м годах были переведены на польский язык и изданы в Польской Народной Республике, где признаны лучшими книгами года. В них мы рассказали о беспримерном патриотизме и мужестве советского и польского народов в годы великой битвы с фашизмом.
Но особенно я рад, что нам удалось создать двухтомную научную монографию «Партизанская война». Это – совершенно новая «Наука побеждать» любого, даже самого сильного и многократно превосходящего в технике, противника минимальными силами и средствами».
