«Самое лучшее украшение – чистая совесть».
Цицерон.

В Черноземье почитают время, когда зреет урожай зерновых культур. Хлеб – всему голова. В один из ярких солнечных дней я сидел на завалинке и любовался красками бархатного лета. Из потускневшего от времени дверного проема столетней деревянной избы, ритмично постукивая суковатой палкой, выбрался на свет божий мой столетний отец. Я поднялся и усадил его рядом с собой. К глубокой старости он ослеп, но сохранил хорошую память и при особом расположении духа любил потолковать «за жизнь».

От разговора о богатом урожае и великолепной погоде мы незаметно перебросили мостик к человеку, его сущности.

- Человек будет похлеще всего того, что есть на земле, не – без иронии промолвил отец. – Он – каменная крепость, что снаружи, что изнутри. Тайком нарождается и тайком отходит. Куда? Неясно и неизвестно. Тоже тайна…

Отец, сомкнув седые брови, глубоко задумался, а затем застучал палкой по утоптанной земле. Воспользовавшись моментом, я задал вопрос, который давно хотел адресовать ему, но всё как-то стеснялся. А в ту минуту счёл уместным получить ответ на него.

- Папа, ты ровно век ходишь по нашей грешной, но прекрасной земле. Ты – обладатель богатейшего опыта общения с людьми. Ты сталкивался с ними в разной обстановке, и в разные периоды жизни, в военные и мирные годы. Скажи, что делает человека человеком? Кто или что управляет им? Как ты думаешь?

- А тут и думать нечего, – оживился отец. – Про совесть ты, что-нибудь слышал? Слышал! Так вот, совесть держит человека в узде, как конюх строптивого жеребца лошадь, и не позволяет ему размагнититься. На совести, помимо всякого Якова, держится и природа, да и наше с тобой благополучие. Хотя у неё самой два, у совести, скромных корня: добро и правда. Ими и живёт человек, без них он рухнет и не поднимется.

- Папа, да ты настоящий философ, больше того – мудрец!

- Дотянешь до вековой отметки – пророком станешь.

- Вот ты говоришь – совесть… Но ведь у многих людей, где была совесть, там теперь бурьян растет, и ничего – живут, процветают, и даже совестливых ребят за чуб таскают.

- Живут-то живут, да не своей смертью умирают – большей частью от злости. Зло, сын, страшная штука – прямая дорога на погост. Когда в душе сидит кирпич, тогда и злоба, и войны, и революции, и болезни, и преступность.

- Совесть руками не потрогаешь, на весах не взвесишь, каждый из нас понимает её по-своему.

- Совесть не надо забалтывать, она или есть, или была, да сплыла. Я мыслю так: человек рождается с совестью, а если ей становится неловко, то она уходит от него, не приживается. Когда это случается, человеку знать не дано. Тут тоже есть какая-то тайна. Он упускает этот момент, не замечает его, вроде бы так и надо.

- Хорошо. Теперь скажи: все сто лет ты жил по совести?

- Нет, не всегда. Да, я – совестливый человек, но не знал границы совести. Для себя я их определил только на войне.

- И каковы эти границы?

- Очень простые. Их две: «можно» и «нельзя». Когда человек в полной исправности, то «можно» и «нельзя» сидят на одной лавке – уравновешивают друг друга. Равновесие между ними и есть совесть в чистом виде, как медицинский спирт.

Отец снова постучал палкой о землю, вздохнул и продолжил:

- Нельзя убивать человека, нельзя воровать, нельзя обижать, нельзя завидовать, нельзя врать, нельзя не платить пенсии, нельзя не сеять и не пахать, нельзя не трудиться, нельзя жить за счет других. Но можно дарить, уважать, ценить, сочувствовать, помогать, сострадать и жертвовать…

«Можно» и «нельзя» сидели и сидят в каждом человеке, в каждом сословии. У дворян была своя шкала совести, у крестьян – своя, у ратников – своя. Люди моего времени боялись позора и гнева общества: провинившимся не подавали руки при встрече, отворачивались и даже изгоняли из своего круга общения. Звук пощечины подлецу был чуть ли не смертелен.

О понятии «совесть» отец судил, исходя из своего жизненного опыта и личных внутренних ощущений. Он был малограмотным человеком, книг не читал и телевизор не смотрел. Однако точно усвоил, что «можно» и что «нельзя». Видимо, здравый смысл подсказывал.

Возвратившись из родного села в Москву, я обратился к словарям, чтобы окончательно и бесповоротно выяснить: как же они трактуют понятие «совесть» с научной точки зрения? Оказалось, разные специалисты обрамляют это понятие в разные слова, но приходят к одним выводам. Каким?

Совесть – есть не что иное, как моральное сознание, как внутренняя убежденность в том, что является добром, а что злом, и несет полную ответственность за поступки и поведение человека. Иными словами, совесть позиционируется в рамках категорий добра и зла на основе внутреннего убеждения личности. Если сравнить взгляды на «совесть» моего отца, рядового гражданина, и ученых специалистов, то в принципе они совпадают, далеко не расходятся. Правда, у отца «совесть» представлена предельно конкретно – «можно» и «нельзя». Философы, психологи, педагоги и социологи рассматривают «совесть» в несколько иных ипостасях, т.е. более или менее абстрактно. Это их право, да и обязанность ко всему подходить всесторонне на основе существующих объективных законов.

Что касается меня, то я понимаю «совесть», как высоконравственный внутренний, стальной стержень человека, который удерживает его от всех искушений и соблазнов.

Совесть – это наш повседневный поводырь. Она не может ошибаться.

Совестливый человек остается верен совести до конца своей жизни, не предает ее. Поэтому спит спокойно, меньше болеет, дольше живет и входит в историю как незаурядная личность.

Может ли болеть совесть? Может, если индивидуум не обихаживает её, отпускает на самотек, и, как следствие, разброс и шатание в экономике, политике и духовно-нравственной сфере. Глядя на те, или иные «загогулины» наших дней, я все больше прихожу к выводу: в стране не столько кризис экономики, сколько кризис совести, кризис души. Понятие «нельзя» абсолютно девальвировалось, и словно покинуло насиженное место за ненадобностью, уступив его лукавым рыночным отношениям, то есть понятию «можно». Можно беспардонно надувать, грабить белым днем, презирать, делать доллары из воздуха и переправлять их на заграничные счета, можно подрывать дома и заказывать убийства, можно грабить природные богатства и подкупать чиновников. Наступили дни, когда родители не стесняются детей, а дети – родителей, школьники избивают учителей, а учителя насилуют учеников.

Главное для бессовестных людей, успеть захватить доходное место и содрать с него жирный кусок. На всякие ритуальные танцы и лицемерные причитания даже времени не предусматривают: «голосуй, а то проиграешь!»

Отсутствие совести захватило экономические и духовные высоты. Все, что раньше совершалось в тайне, вдали от дурного глаза, сейчас выбрасывается на авансцену в абсолютной наготе. Адрес – мутный, оскорбительный телевизионный экран.

Смею утверждать: размывание совести и надругательство над ней – причины многих наших невзгод – от экономического кризиса до увеличения смертности. По той же причине не работают и наши законы, ибо они пишутся и принимаются для людей совестливых. У бессовестных калек совершенно иная психология. Поэтому создается впечатление, что мы на пути к новой опасной черте – постыдному образу жизни. Это же сущий абсурд, когда попираются законы и не исполняются судебные решения. Когда вводятся в заблуждение огромные массы людей. Когда нет доверия к служивому человеку. Когда зарастают поля и голодают люди. Когда в больницах нет лекарств. Когда спасти человека можно только за огромные деньги. Когда купаются в роскоши нувориши. Когда с протянутой рукой стоят пенсионеры. Когда автомобилисты стреляют друг в друга. Когда тысячи беспризорных и безнадзорных…

Почему и куда ушла совесть? Ответ простой и однозначный: ложь задавила, зло возобладало – по всем направлениям. Вспомним: чего только не было за минувшие тридцать лет? Ускорение, новое мышление, перестройка, распад страны, приватизация, частная собственность, ваучеры, рынок… Вместо созидательного дела – промывание мозгов и увод в тень колоссальных материальных средств. И до чего докатились? Законы пекутся, как в микроволновой печке, и практически не воспринимаются потому, что значительная их часть сотворена по типу двойного стандарта: кому-то за кражу мешка картошки – тюрьма, а кому-то за увод миллионов рублей с государственных счетов – почет и уважение.

Становление России, ее экономики и культуры следует начинать не с утверждения золотого червонца, а с обустройства совести всюду: во властных структурах, общественных организациях и движениях, средствах массовой информации, семье, школе, правоохранительных органах.

Особое место в культивировании совести принадлежит праву, которое, по определению, должны быть совестливым. Законы в первую голову обязаны строго уравновешивать извечную формулу «можно»-«нельзя».

Возьмём закон «О полиции», который требует от полицейских не только его профессионального, но и совестливого исполнения. Он отвергает двойные стандарты. Доверие к полиции возможно тогда, когда профессионализм и совесть полицейских при исполнении служебного долга будут уравновешивать друг друга. В противном случае кто-то останется у разбитого корыта с разбитой судьбой.

Для лечения совести больниц нет, и не может быть. От всякого рода потрясений избавить себя может только сам ее носитель.

«Почему же мы дрянь? – спрашивал сам у себя великий Достоевский. И сам же отвечал: «Великого нет ничего». Он имел в виду и совесть.

Продвинутая часть людской массы поняла свалившуюся на нее свободу как вседозволенность, как разнузданность желаний, приводящей к рабской зависимости от похоти, денег и ложных авторитетов, а в конечном счете – к самоуничтожению.

Истинные намерения и поступки людей Достоевский измерял совестью. Мой отец в силу крестьянской малограмотности не читал гениального писателя, но понятия о том, без чего человеку жить нельзя, полностью с ним совпали. Наверное, потому, что совесть – и есть человек в истинном значении этого слова.